За это можно все отдать! (жизнь, творчество и любовь) » Женский Мир
За это можно все отдать! (жизнь, творчество и любовь) » Женский Мир
Седьмого июля 1965 года скончалась (от рака) одна из лучших лирических поэтесс Вероника Тушнова. В 2011 году отмечалась сотая годовщина со дня ее рождения, хотя она настаивала, что годом ее рождения был 1915, который и указан на ее памятнике, что на Ваганьковском кладбище, где она похоронена.
Вероника Тушнова родилась в Казани, и там Казани в 2011 году торжества в честь ее столетнего юбилея были самыми широкими. Хотя и 1915 год, который она считала годом своего рождения, тоже следует вспомнить. И эти двойные круглые даты – столетняя и пятидесятилетняя - закольцовывают память о замечательной поэтессе.
Веронике 14 лет.
Вероника Михайловна не была уверена в своем литературном даре, хотя учитель литературы ставил в пример сочинения скромной ученицы другим, зачитывая их перед классом как образцовые. Девочка была из благополучной интеллигентной семьи: папа - профессор, мама – выпускница Бестужевских курсов, славившихся своим образованием и преподаванием. И жили они как все профессорские семьи в дореволюционной России. Это потом все изменилось.
Мы жили на папиной скромной зарплате,
Что нашего счастья отнюдь не губило.
Я помню все мамины новые платья,
И я понимаю, как мало их было.
Я помню в рассохшемся старом буфете
Набор разношерстных тарелок и чашек,
Мне дороги вещи почтенные эти и жизнь,
Не терпящая барских замашек.
Горжусь я, что нас не пугали заботы,
Что жить не старались покою в угоду,
Что видный профессор шагал на работу
За три километра в любую погоду...
После окончания школы она пошла не по филологической части, а по медицинской, уступив требованию отца, который в семье был непререкаемым авторитетом. Сначала Вероника поступила на медицинский факультет в родной Казани, а когда отца, уже академика, перевели в Ленинград, перевелась и она - в Ленинградский мединститут.
Потом – Москва, аспирантура на кафедре психологии, диссертация, первое замужество, неудачное, рождение дочери и первые стихи, удачные, замеченные Верой Инбер.
С дочерью Наташей. 1953 год
В тридцать лет, в 1941 году, по совету поэтессы она решается поступить в Литературный институт.
Но учебе помешала война: эвакуация в Казань, работа в госпитале, опять Москва и снова работа врачом и казалось бы, не до стихов, но через четыре года выходит ее поэтический сборник «Первая книга», отредактированная самим Павлом Антокольским. Именно во время войны она становится поэтом, и все, что тогда она видела, пережила и прочувствовала, окончательно сформировало ее стих и ее стиль: мягкий, лиричный и очень женский.
Раздача чая и разборка почты,
И настигающий врасплох рассвет,
И теплота на сердце оттого, что
Тот, новый, сыт, укрыт и обогрет
Только потом Вероника Тушнова окончательно сделала свой выбор в пользу литературы: литературный консультант, корреспондент газеты с бесконечными командировками и разъездами, переводы, стихи и не складывающаяся личная жизнь: новое неудачное замужество.
В 1944 году она написала стихотворение «Не отрекаются любя», ставшее знаменитым только тридцать три года спустя, после исполнения одноименной песни Аллой Пугачевой. Да и сейчас немногие знают, что песня написана на стихи Вероники Тушновой и что связаны они с трагической историей ее отношений с первым мужем, который ушел, а она его ждала и молилась, чтобы он вернулся. Он вернулся, смертельно больной и она его выхаживала…
А в госпиталях, где она работала, Веронику Тушнову обожали - и больные, и коллеги. Она была потрясающе красивой женщиной, с огромными темными глазами и густыми черными волосами, и было в ней что-то от жгучей восточной красавицы. Когда она входила в палату, то в ней становилось теплее и краше.
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придёшь совсем внезапно.
А ты придёшь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трёх человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметёт пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счётчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно всё отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.
Через ее руки проходили сотни человеческих судеб из разных уголков страны, поступавших в госпиталь с тяжелыми ранениями. И она с ними разговаривала, утешала, помогала, признавалась в любви, когда даже на пороге смерти они хотели услышать тихое и нежное «Я люблю тебя».
У Вероники Михайловны была природная потребность делиться с другими – мягкостью, нежностью и отдавать свою любовью.
После войны поэтическая судьба Тушновой складывалась успешно. У нее выходили новые книги, она руководила творческим семинаром в Литературном институте, занималась стихотворными переводами. Восторженные читательницы переписывали ее стихи от руки и выучивали их наизусть. Но в личной жизни все как-то не складывалось. Вероника чувствовала себя обделенной — у нее не было любви, а без любви она не мыслила себе жизни.
И вдруг судьба сделала ей неожиданный подарок — подарила вторую молодость, подарила чувство, безграничное и безмерное, которое полностью захлестнуло ее и вызвало к жизни целую лавину самых прекрасных ее стихотворений. Это была любовь к поэту и прозаику Александру Яшину, родившемуся с Вероникой в один день — 27 марта, но двумя годами ранее. «Он мне и воздух, он мне и небо, все без него бездыханно и немо…», — писала поэтесса о своем любимом, а свое чувство к нему называла «бурей, с которой никак не справлюсь» и доверяла малейшие его оттенки и переливы своим стихам.
Яшин и Тушнова
Александр Яшин везде, где появлялся, производил на всех неизгладимое впечатление. Он был красивым, сильным человеком, очень обаятельным и очень ярким, «с повадкой орлиной, с душой голубиной, с усмешкою дерзкой, с улыбкою детской», как писала о нем Тушнова.
К моменту сближения с Вероникой он переживал тяжелые времена — настоящую травлю, обрушившуюся на него после публикации рассказа «Рычаги», в котором он рассказал правду о русской деревне. Вероника, одна из немногих, поддержала его, отогрела и оживила своей любовью его «пасмурную душу».
Это была любовь взаимная, но скрытая от посторонних глаз — Яшин был мужем и отцом. Он воспитывал семерых детей от разных браков, и семью поэта в шутку называли «яшинским колхозом». Его третья жена, с которой он познакомился в Литературном институте, Злата Константиновна, тоже писала стихи.
Яшин не мог оставить жену и детей, поскольку был сильно к ним привязан, да, наверное, Тушнова и не согласилась бы на такой шаг. Тонкая, всё прощающая, с чуткой, доброй, сострадающей душой, она не чувствовала бы себя счастливой, сделав несчастными других. Вероника ничего не требовала от любимого, соглашаясь на всё, всё понимая и принимая, хотя жить во лжи ей, с ее открытым сердцем и чистой душой, было непросто.
«А я с годами думаю все чаще, что краденое счастье - тоже счастье», - писала Вероника о своем возлюбленном, поэте Александре ЯШИНЕ
Сутки с тобою,
Месяцы – врозь…
Спервоначалу
Так повелось.
Какими же редкими были их встречи, тайными, вдали от посторонних глаз! А ей так хотелось постоянно быть рядом с ним. Но он не мог ей ничего обещать, предпочитая молчание.
Будущего у этих отношений не было, но Вероника благодарила судьбу за каждый час, проведенный с любимым. И если она могла насчитать в своей жизни всего сто часов счастья, для нее это было немало… Они любили ездить в Подмосковье, бродить по лесу, назначали свидания в гостиницах других городов. Вероника жила этими встречами, в них заключалась вся ее жизнь. Она задавала себе вопрос: «Почему без миллионов — можно? Почему без одного — нельзя?» и не могла найти на него ответа…
Когда влюбленные возвращались в Москву на электричке, Вероника, по просьбе Яшина, выходила на несколько остановок раньше, чтобы их не видели вместе… Но, несмотря на все предосторожности, сохранить отношения в тайне не удалось. Разве можно было спрятать такую страсть!
Конечно же, сразу же поползли слухи и сплетни. Друзья осуждали влюбленных, в семье Александра назревала драма. Их любовь была обречена.
Александр принял трудное для себя решение — расстаться с Вероникой.
Как же мучительно переживала Тушнова свое одиночество! Горло словно сдавила петля, сердце придавило «глыбою в тонну». Она часто бродила по тем местам, где они бывали вместе. Не имея возможности видеться с любимым, она говорила с ним стихами, в которых открывалась целая эмоциональная вселенная человека, стихами, настолько искренними и исповедальными, что они воспринимались как лирические дневники. Ее боль была вся как на ладони. Может быть, от невыносимого горя, тоски и переживаний она и заболела смертельной болезнью.
Когда Вероника лежала в больнице в онкологическом отделении, Александр Яшин навещал ее. Поэт Марк Соболь, долгие годы друживший с Вероникой, вспоминал: «Я, придя к ней в палату, постарался её развеселить. Она возмутилась: не надо!
Ей давали злые антибиотики, стягивающие губы, ей было больно улыбаться. Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо. А потом пришел — он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула: «Мальчики…» Я обернулся — и обомлел.
Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица. И тут я с особой силой ощутил, что все, написанное ею, — правда. Абсолютная и неопровержимая правда. Наверное, именно это называется поэзией…»
А в последние дни, пребывая в тяжелых страданиях, ставших нестерпимыми, Вероника запретила пускать Александра к себе в палату. Она хотела остаться в его памяти такой, какой была в период цветения их любви — красивой, счастливой, веселой …
«Сто часов счастья» — так назвала поэтесса свою последнюю книгу стихов, посвященную Александру Яшину. В типографии торопились, знали, что Вероника умирает. Ей удалось подержать в руках сигнальный экземпляр книги, где в стихах она прощалась с жизнью.
Только жизнь у меня короткая, только твердо и горько верю:
не любил ты свою находку — полюбишь потерю.
Через год после ее смерти Александр Яковлевич напишет:
А ведь, наверно, ты где-то есть?
И не чужая - Моя... Но какая?
Красивая? Добрая? Может, злая?..
Не разминуться бы нам с тобою...
Они не разминулись: Яшин пережил любимую всего на три года и тоже умер от рака. Вот уж и правда: не отрекаются любя.
Нет, и это на правду совсем не похоже
— Облетает пыльца, и уходят друзья.
Жить без бабочки можно,
без золота
— тоже,
без любимого
— тоже,
— без песни
— нельзя.
Но ее счастье всегда было неотделимо от несчастья.... и другого счастья она не понимала и вряд ли бы приняла. В последние годы, когда ей исполнилось уже пятьдесят, она встретила свою последнюю и, как оказалось, смертельную, любовь. Любовь к человеку, который уже трижды был женат, имел семерых детей и на четвертый брак никак не мог решиться и отказаться от нее - тоже не мог. Ее счастье опять оказалось вперемешку с несчастьем. Так и собирала она свое счастье по крохам:
Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?
***
Биенье сердца моего,
тепло доверчивого тела...
Как мало взял ты из того,
что я отдать тебе хотела.
А есть тоска, как мед сладка,
и вянущих черемух горечь,
и ликованье птичьих сборищ,
и тающие облака..
Есть шорох трав неутомимый,
и говор гальки у реки,
картавый,
не переводимый
ни на какие языки.
Есть медный медленный закат
и светлый ливень листопада...
Как ты, наверное, богат,
что ничего тебе не надо.
Но эта горечь несчастья, сопровождавшая ее счастье, напитала поэзию Вероники Тушновой пронзительностью, терпкостью и искренностью, которые воплотились в потрясающую любовную лирику, составившую последний томик ее стихов.
И когда вышел первый тираж сборника, то на утро типография не досчиталась четверти тиража – ночью пять тысяч книжек просто разошлись по рукам, точнее - были украдены.
Тогда типография, привезя в больницу умирающей от рака поэтессе сигнальный экземпляр ее последней книги, вынуждена была извиняться перед Вероникой Тушновой, что они не уберегли тираж и будут его допечатывать. На прилавки попал второй тираж этой потрясающей книги о женской любви, любви ставшей трагической точкой ее жизни.
Не знаю - права ли,
не знаю - честна ли,
не помню начала,
не вижу конца...
Я рада,
что не было встреч под часами,
что не целовались с тобой
у крыльца.
Я рада, что было так немо и прямо,
так просто и трудно,
так нежно и зло,
что осенью пахло
тревожно и пряно,
что дымное небо на склоны ползло.
Что сплетница сойка
до хрипу кричала,
на все побережье про нас раззвоня.
Что я ничего тебе
не обещала
и ты ничего не просил
у меня.
И это нисколько меня не печалит,-
прекрасен той первой поры неуют...
Подарков не просят
и не обещают,
подарки приносят
и отдают.
Да, верно сказано, что от любви простых людей остаются дети, от любви поэта – стихи, которые делают поэтов бессмертными.
Нам не случалось ссориться
Я старалась во всем потрафить.
Тебе ни одной бессонницы
Не пришлось на меня потратить.
не добычею,
Не наградою,-
была находкой простою,
Оттого, наверно, не радую,
потому ничего не стою.
Только жизнь у меня короткая,
только твердо и горько верю:
не любил ты свою находку-
полюбишь потерю...
Автор: Тина Гай
